Глубинное государство в США опирается на две основные инстанции — CFR (Council on Foreign Relations — Совет по внешним отношениям), который был подробно рассмотрен в предыдущей статье, и движение американских неоконсерваторов, считает политолог Александр Дугин.
Изначально неоконсерваторы были троцкистами, ненавидящими СССР и Сталина за то, что в России был построен (по их мнению) не интернациональный, но “национальный” социализм, то есть социализм в одной, отдельно взятой стране. Поэтому, на их взгляд, полноценного социалистического общества не было создано, да и капитализма толком не было. Настоящий социализм, считают троцкисты, возможен только после того, как капитализм станет планетарным и победит везде, необратимо смешав все этносы, народы, культуры и упразднив традиции и религии. Вот только потом (и никак не ранее) дело дойдет до мировой революции (РИА Новости https://ria.ru/20241009/ssha-1977013173.html) .
Александр Дугин – советский и российский философ, политолог, социолог, переводчик, общественный деятель.
Поэтому, решили американские троцкисты, надо всячески помогать глобальному капитализму и США как его флагману и стараться уничтожить СССР (а затем и Россию как его наследницу) вместе со всеми суверенными государствами. Социализм может быть только строго интернациональным, а значит, Соединенные Штаты должны укрепить свою гегемонию и уничтожить оппонентов, лишь после этого, когда богатый Север установит свое полное доминирование над бедным Югом и интернациональный капитализм воцарится везде, сложатся предпосылки для того, чтобы перейти к следующей фазе исторического развития.
Чтобы реализовать этот дьявольский план, американские троцкисты приняли стратегическое решение войти в большую политику, но не прямо, так как в США за них вообще никто не голосовал, а через большие партии. Вначале через демократов, а потом, когда заговорщики вошли во вкус, и через республиканцев.
Троцкисты открыто признавали необходимость идеологии и с брезгливостью относились к парламентской демократии, считая ее просто прикрытием крупного капитала. Так, наряду с CFR, в Соединенных Штатах была подготовлена еще одна версия глубинного государства. Свой троцкизм неоконы не выпячивали и, напротив, соблазняли классических американских милитаристов, империалистов и сторонников глобальной гегемонии. И с этими людьми, до Трампа бывшими едва ли не полноценными хозяевами Республиканской партии, Трампу пришлось столкнуться.
В каком-то смысле американское глубинное государство биполярно, то есть имеет два полюса — левоглобалистский (CFR) и правоглобалистский (неоконы).
Но обе организации надапартийны, никем не выбраны и являются носителями обостренной, навязчивой — по сути, открыто тоталитарной — идеологии. Во многих аспектах они между собой совпадают, различаясь лишь в риторике. И те и другие жестко против России Путина и Китая Си Цзиньпина, против многополярности в целом. Внутри же США и те и другие не менее жестко выступают против Трампа, так как он и его сторонники воплощают в себе старую версию американской политики, никак не связанную с глобализмом и ориентированную на внутренние проблемы. Но такая позиция Трампа — настоящее восстание против системы. Не меньшее, чем исламистская политика Эрбакана и Эрдогана в случае кемализма в Турции.
Вот объяснение того, почему тезис о глубинном государстве в США появился вместе с президентством Трампа. Дональд Трамп и его линия получили поддержку критической массы американских избирателей. Но оказалось, что эта позиция не соответствует взглядам глубинного государства, которое обнаружило себя, начав жестко действовать против избранного президента за пределом правового поля и попирая нормы демократии. Демократия — это мы, фактически объявило глубинное государство в Соединенных Штатах. Многие критики стали говорить о государственном перевороте. Так, по сути, оно и было. Теневая власть в США вошла в клинч с демократическим фасадом и стала все больше напоминать диктатуру. Либеральную и глобалистскую.
Теперь посмотрим, что бы мог означать тезис о глубинном государстве в случае европейских стран. В последнее время европейцы стали замечать, что и в их государствах с демократией происходит что-то необычное. Население голосует в соответствии со своими предпочтениями, все больше поддерживая различных популистов, прежде всего правых, но какая-то инстанция в государстве тут же жестко осаживает победителей, подвергает репрессиям, очерняет и принудительно отстраняет от власти. Это мы видим во Франции Макрона с партией Марин Ле Пен, в Австрии — с Партией свободы, в Германии — с “Альтернативой для Германии” и партией Сары Вагенкнехт, в Голландии — с Гертом Вилдерсом и так далее. Они побеждают на демократических выборах, но дальше их от власти отстраняют.
Знакомая ситуация? Да, очень напоминает Турцию и кемалистских военных. Значит, мы имеем дело с глубинным государством и в Европе.
Сразу же бросается в глаза, что во всех европейских странах эта инстанция не имеет национальной принадлежности и действует строго по одним лекалам. Это не просто французское глубинное государство, немецкое, австрийское, голландское и так далее. Это общеевропейское глубинное государство, являющееся при этом частью единой глобалистской сети. Центр этой сети — в американском глубинном государстве, прежде всего в CFR, но эта сеть плотно покрывает и Европу, где левые либералы в тесном союзе с экономической олигархией и постмодернистскими интеллектуалами (почти всегда выходцами из троцкистской среды) составляют никем не избранный, но обладающий тоталитарной властью европейский правящий класс. Этот класс осознает себя частью единого атлантического сообщества. По сути, это натовская элита. И снова можно вспомнить турецких военных. НАТО и есть несущая конструкция всей глобалистской системы, то есть военное измерение глубинного государства коллективного Запада.
Нетрудно локализовать европейское глубинное государство в структурах, родственных CFR: в европейском отделении Трехсторонней комиссии, Давосском форуме Клауса Шваба и так далее. Именно на эту властную плиту наталкивается европейская демократия, когда, как Трамп в США, пытается сделать выбор, считающийся европейскими элитами “неверным”, “недопустимым” и “предосудительным”. И дело не только в формальных структурах Евросоюза. Дело в гораздо более могущественной и эффективной силе, которая вообще не имеет никаких легальных форм. Это — носители идеологического кода, которых по формальным законам демократии просто не должно быть. Это — стражи-хранители глубинного либерализма, всегда жестко реагирующие на любую опасность, исходящую из самой системы демократии.
Как и в случае Соединенных Штатов, в политической истории Европы Нового времени большую роль играли масонские ложи — штабы социальных реформ и секулярных преобразований. Сегодня большой необходимости в тайных обществах нет, они давно действуют явно, но поддержание масонских традиций — часть культурной идентичности Европы.
Так мы подошли к высшей степени недемократической, предельно идеологизированной инстанции, действующей с нарушением любых легальных правил и норм, обладающей полной властью в Европе. Это косвенная власть, или тайная диктатура. Европейское глубинное государство как интегральная часть единой системы коллективного Запада, спаянного НАТО.
Последнее, что осталось, — это применить принцип глубинного государства к России. Характерно, что в российском контексте этот термин используется крайне редко или не используется вообще. Это не значит, что в России нет ничего подобного глубинному государству. Это значит, скорее, что пока никакая значительная политическая сила, имеющая критически важную народную поддержку, с ним не столкнулась. Тем не менее вполне можно описать ту инстанцию, которую с определенной степенью условности получится назвать “российским глубинным государством”.
В России после распада СССР государственная идеология запрещена, и в этом российская Конституция полностью совпадает с другими номинально либерально-демократическими режимами. Выборы многопартийные, экономика рыночная, общество секулярное, права человека соблюдаются. То есть современная Россия с формальной точки зрения ничем принципиально не отличается ни от стран Европы и Америки, ни от Турции.
Однако некоторая неявная надпартийная инстанция была и в России, особенно заметно это было в период правления Ельцина. Тогда эту инстанцию называли обобщающим термином “семья”. “Семья” и выполняла функции такого глубинного государства. И если в ней сам Ельцин был легальным (хотя и нелегитимным) президентом, то остальных ее членов точно никто не выбирал и никаких правовых полномочий у них не было. “Семья” в 90-е состояла из родственников Ельцина, олигархов, лояльных силовиков, журналистов и убежденных либералов-западников. Они-то и проводили в стране основные капиталистические реформы, продавливая их независимо от законодательства, меняя его по своему усмотрению или просто пренебрегая им. И действовали они не просто в силу клановых интересов, но как настоящее глубинное государство, запрещая одни партии и искусственно поддерживая другие, отказывая во власти победителям (КПРФ, ЛДПР) и наделяя ею никому не известных и ничем не отличившихся людей, контролируя СМИ и систему образования, переподчиняя лояльным к ним фигурам целые отрасли и упраздняя то, что было им не интересно.
О глубинном государстве как о термине тогда в России не знали, но само явление было налицо.
Архивы США показали, что Вашингтон не стремился видеть в Москве союзника
При этом следует заметить, что в такой короткий срок после краха откровенно идеологической однопартийной системы полноценного глубинного государства в России самостоятельно сложиться и не могло. Закономерно новые либеральные элиты просто включились в глобальную западную сеть, черпая оттуда идеологию, а также методологию косвенного могущества — через лоббирование, коррупцию, кампании в СМИ, контроль над образованием, установление критериев того, что полезно, а что вредно, что допустимо, а что необходимо запретить. Своих оппонентов ельцинистское глубинное государство называло красно-коричневыми, заведомо блокируя серьезные атаки и справа, и слева. Но это значит, что была какая-то идеология (формально не признаваемая Конституцией), на основании которой такие решения о правильном и неправильном принимались. Ею был либерализм.
Глубинное государство возникает только при демократии как корректирующий и контролирующий ее идеологический институт. Эта тайная власть имеет вполне рациональное объяснение. Не будь такого сверхдемократического регулятора, либеральная политическая система могла бы измениться, так как нет никаких гарантий, что народ не выберет ту силу, которая предложит свой, альтернативный путь обществу. Именно это пытались и отчасти сумели сделать Эрдоган в Турции, Трамп — в США и популисты — в Европе. Но конфронтация с популистами заставляет глубинное государство выйти из тени. В Турции это было легко, так как доминирование военных кемалистов было во многом данью исторической традиции. Но в случае США и Европы такое обнаружение идеологического штаба, действующего с помощью принуждения, тоталитарных методов, сплошь и рядом нарушающего закон, не имеющего при этом никакой электоральной легитимации, — явный скандал, так как наносит непоправимый ущерб наивной вере в миф о демократии. Глубинное государство строится на циничном — вполне в духе “Фермы животных” Оруэлла — тезисе: “Некоторые демократы более демократичны, чем все остальные”. Но это уже диктатура и тоталитаризм, могут посчитать рядовые граждане. И будут правы. Разница лишь в том, что однопартийный тоталитаризм действует открыто, а тайная власть, стоящая над многопартийной системой, вынуждена скрывать сам факт своего существования.
Это больше делать не получится. Мы живем в мире, где глубинное государство из конспирологической фантазии превращается в четкую и явно фиксируемую политико-социальную и идеологическую реальность.
Лучше честно смотреть правде в глаза. Deep state — это серьезно.
Александр Дугин – советский и российский философ, политолог, социолог, переводчик, общественный деятель, “Национальный центр информации”
